Единичная матрица и её многочисленные отпрыски-оттиски: это способ получения и скульптур, и промышленных изделий. В объектах Алексеева есть и то и другое. Отливая гипс в пенопласт, упаковывающий бытовую технику, он получает слепки — слепки пустот, переносящих в себе вещи и являющиеся обобщенно-смазанным обликом, идеей этих вещей. Комбинирование форм для отливок, выстраивание гипсовых объектов в паутины подобий и мутаций дает гипнотизирующий и головокружительный эффект: взгляд, только-только уловив отдельные образы, вновь дезориентируется игрой кокетливых геометрий, одновременно схожих и несхожих.
Найденные художником изображения (открытки, рисунки, архитектурные фото, репродукции картин и т. д.) наглядно показывают историю этого великого переселения. Прямые или еле уловимые, иронические или внушающие трепет переклички форм, структур, сюжетов, визуальных принципов между архитектурой, организмами, машинами, человеческими скоплениями, научными концептами устраивают эстафету, в которой передается каждый раз новый стяг каждый раз случайному бегуну. Тонкая грань отделяет эти кружевные переклички от пантеистического «всё во всём», но именно эта тонкая грань создает напряжение и сюжет выставки.
Подчиняясь азарту археолога-мистика, принимающего пирамиды за свидетельство единого (и таинственного) происхождения цивилизации, Николай Алексеев решает средневековый спор о том, реальны идеи или же они только плод нашего ума, в пользу обеих сторон. Результат — образ мира, который сам в себе (самим собою) игриво создает бесконечные различия и пафос человеческого разума, снова и снова за этими различиями обнаруживающем Царство.
«Как на небесах, так и на земле, на морях и во всех безднах». Так старый мир скреплял своё единообразие. Regnum — это неотъемлемое, врожденное право на царствование. Это и биологическое царство животных или растений, объединяемых не монархом, но естественными сходством. Отталкиваясь от двух причин для равенства вещей: метафизического властелина над ними и прямого родства между ними, Николай Алексеев ищет третий род единообразия всего со всем.
Платоновские идеи, идеальные сами по себе, производили свои несовершенные копии — наш мир материй и душ. Буквально понимаемое существование идей — еще один гарант общности вещей. Именно их ищет художник — но уже не в идеальном, а в самой гуще посюсторонней жизни.